— Что, сегодня к ней так и не пустят?
Володя пожал плечами:
— Похоже, что нет.
— А зачем ты тогда сидишь?
— Жду врача. Может быть, все-таки удастся договориться.
— А-а, — протянула Вика. — Ну, тогда я с тобой. Можно?
— Конечно.
Некоторое время они сидели молча.
— Вика… — нерешительно сказал вдруг Володя, — я понимаю, что сейчас не время и не место об этом говорить… Но, знаешь, прости ты меня… за тот случай. Я понимаю, почему ты тогда так поступила. Ты любишь Катю и хотела сделать как лучше.
— Да нет, — Вика чуть усмехнулась кончиками губ, но глаза ее были серьезны и печальны. — Это ты меня прости. Моя вина гораздо больше, чем ты думаешь.
— Не понимаю…
— Конечно, не понимаешь. — Вика внезапно решилась и бросилась в объяснения, как в омут. Сразу и с головой. — Ты знаешь, почему я подружилась с Катей? Меня «навел» на нее твой компаньон.
— Кто?!
Володя даже привстал.
— Ну да, да, Аникеев. Он предложил мне сделку — я завязываю приятельские отношения с твоей женой, втираюсь к ней в доверие, а за это мне — роль в «Страстях под солнцем». Я же была «подсадной уткой», правда, довольно дорогой!
Вика проговорила все это почти в истерике, чуть не плача.
Володя сначала ничего не понял:
— Слушай, ну что ты городишь? Ведь ты же была их невесткой, ты была замужем за Андреем! Или…
Тут до него наконец что-то начало доходить.
— Погоди-ка, — спросил он, пристально глядя на Вику, — ты действительно была замужем за Андреем?
— Господи, ну конечно, нет! — выкрикнула Вика, совершенно забыв, что она находится в приемном покое больницы и здесь положено говорить тихо. — Конечно, нет! Все это подстроили твой Аникеев и его жена!
— А может быть, все-таки твой Аникеев? — зло прищурившись, процедил Володя. На него было страшно смотреть.
Но Вика на эту реплику внимания не обратила — ее душили слезы. Истерика перешла в бурные рыдания.
Володя подождал, пока потоки слез сменятся более или менее редкими всхлипываниями, и продолжил допрос:
— И что же Аникеев от тебя хотел?
Вика посмотрела на него и сразу горько пожалела о своей откровенности. Таким злым и жестоким она Катиного мужа не то что не видела, просто не представляла, что он может таким быть. Темные брови сошлись на переносице, глаза из синих стали стальными, взгляд — колючим и неприязненным.
— Так чего же он от тебя хотел? — жестко спросил Городецкий. — Каковы условия сделки?
— Теперь не все ли равно?
— Нет уж. Начала говорить, так досказывай до конца.
Вика мысленно махнула на все рукой. В конце концов, правда все равно так или иначе выплывет наружу, так почему не сказать ее сейчас?
— Я должна была, — начала она ровным голосом, — под любым предлогом выманить Катю вчера из дома. Мы договорились встретиться в театре, она не пришла. Тогда я поехала к вам в Отрадное и нашла ее без сознания на полу на кухне.
Городецкий заходил из угла в угол.
— Вероятно, она за чем-то вернулась, и тот, кто пришел за документами, решил избавиться от свидетеля, — пробормотал он.
Вика услышала его слова:
— Вероятно…
Тут он остановился прямо перед Викой, навис над ней как скала:
— Я не понимаю, что ты здесь делаешь. После всего у тебя еще хватает совести приходить сюда и смотреть мне в глаза?
— Я пришла к Кате, — негромко сказала Вика, — а не к тебе.
— Тем более. После того, как она по твоей вине лишилась ребенка… Знаешь, для этого надо быть совсем циничной и бессовестной мразью.
— Что?
— Циничной и бессовестной мразью, — четко повторил Городецкий. — И если ты воображаешь, что все это останется в тайне, то ошибаешься. Уж Катерине я-то точно все расскажу. Хорошенькую она нашла себе подружку!
После таких слов Вике ничего не оставалось, как повернуться и уйти.
Так скверно Вике, пожалуй, не было никогда в жизни. Она чувствовала себя предательницей, ничтожеством, последней дрянью. А ведь когда-то — совсем недавно — она считала, что ко всему этому готова. Что главное для нее — театральная и киношная карьера, деньги, слава, а главное — независимость, которую деньги и слава приносят. Что ради достижения цели можно пойти на все.
Оказывается, не на все.
Оказывается, ее успешная карьера могла стоить человеку жизни. И кому! Ее, по сути, единственной подруге!
Даже в детстве Вика никогда не дружила с девочками. Ей были непонятны их дурацкие секреты и увлечения: какие-то фантики, стеклышки, собирание всякой ерунды вроде аптечных пузырьков или ломаных грифелей цветных карандашей. Девочки ее раздражали своим нелепым хихиканьем по любому поводу, поджатыми губками, идиотскими обидами на то, что следует пропускать мимо ушей, и игнорированием того, что действительно обидно. То ли дело мальчишки! С ними всегда все понятно. И проблемы решались просто: чуть что не так — можно было схлопотать по шее и самой дать сдачи.
Вика никогда не играла в куклы и не занималась рукоделием. Может быть, поэтому она и готовить не любила. И лет до четырнадцати она и не помышляла, что станет актрисой — актрисой, какая ерунда! Как и ее друзья-мальчишки, Вика зачитывалась боевиками и фантастикой — Шекли, Брэдбери, Артур Кларк, Роберт Хайнлайн… И, конечно, братья Стругацкие. Она видела себя в будущем чем-то вроде Максима Каммерера из «Обитаемого острова».
Однако лет в двенадцать до нее начала доходить простая истина: мир совсем не такой, каким его описывают писатели. Что подвиги и приключения увлекательны только на страницах любимых книг, а в далекий космос в ближайшие сто лет никто лететь не собирается. Разочарование было ужасным, но быстро забылось.